Демоскоп Weeky № 273 – 273, 22 января - 4 февраля 2007
Наталья Зубаревич
Индекс развития человеческого потенциала регионов сильнее всего зависит от их экономики
Устойчивый экономический рост в России длится уже восемь лет, его позитивное воздействие очевидно - выросли доходы населения, сократился уровень безработицы. Однако качество роста, его социальная проекция оценивается не только динамикой доходов и занятости, но и улучшением здоровья населения, ростом доступности образования, развитием социальной инфраструктуры. Для России важен и пространственный срез - при огромном разнообразии условий и уровня жизни в регионах показатели социального развития всей страны оказываются «средней температурой по больнице».
Среди множества способов измерения качества роста можно выделить индекс развития человеческого потенциала и индикаторы Целей развития тысячелетия (ЦРТ), разработанные Программой развития ООН. В готовящемся к публикации ежегодном «Докладе о развитии человеческого потенциала в России» они адаптированы к российской статистике и использованы для оценки социального развития регионов.
Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) - интегральный показатель, состоящий из трех компонентов: дохода (валового регионального продукта на душу населения), долголетия (ожидаемой продолжительности жизни при рождении) и уровня образования, измеряемого грамотностью взрослых и охватом образованием детей и молодежи. Методика расчета и анализ региональных показателей ИРЧП за ряд лет представлены на сайте Независимого института социальной политики в «Социальном атласе российских регионов». Кратко выделим основные тенденции последних лет.
Во-первых, индекс развития человеческого потенциала российских регионов сильнее всего зависит от состояния их экономики, поскольку самым дифференцированным компонентом является душевой ВРП. Как следствие, региональные различия остаются огромными (рис. 1), что видно и на пространственной картине распределения регионов с относительно высоким и низким значениями индекса (рис. 2): Москва по индексу развития человеческого потенциала почти догнала Португалию, Тюменская область расположена между Чехией и нефтедобывающим Брунеем, Ростовская область близка к Турции, а Ивановская область - к Сирии и Сальвадору, хотя совсем на них не похожа; только слаборазвитая республика Тыва находится в «родной» географической зоне - между Монголией и Таджикистаном.

Рисунок 1. Индекс развития человеческого потенциала субъектов РФ в 2002-2004 годах

Рисунок 2. Индекс развития человеческого потенциала субъектов РФ в 2004 году
Во-вторых, экономический рост не влиял на важнейший социально-демографический индикатор - ожидаемую продолжительность жизни населения. Напомним, что рост смертности в начале 1990-х годов во многом стал компенсаций ее сокращения в период антиалкогольной кампании конца 1980-х годов. Во второй половине 1990-х годов региональные показатели ожидаемой продолжительности жизни вернулись к средним за предшествующие десятилетия. Однако в первые пять лет экономического роста (с 1999 по 2003 год) ожидаемая продолжительность жизни в подавляющем большинстве регионов вновь снижалась, и только с 2004 года началось медленное улучшение. Гистограмма распределения регионов все еще слабо отличается от худшего по показателям долголетия 1994 года (рис. 3). Таким образом, восстановительный экономический рост не привел к позитивным изменениям долголетия в подавляющем большинстве регионов, барьером оказался более фундаментальный фактор немодернизированной системы ценностей и образа жизни населения.

Рисунок 3. Распределение регионов РФ по ожидаемой продолжительности жизни для обоих полов
В-третьих, за 2000-е годы выросло не только экономическое неравенство (по душевому ВРП), но и социальное, прежде всего в ожидаемой продолжительности жизни. Траектории социального развития регионов России в годы экономического роста все сильнее расходятся, это показывают границы перцентилей (5% регионов с худшими и лучшими значениями) по ожидаемой продолжительности жизни (рис. 4). «Богатые» регионы вкладывают все больше финансовых ресурсов в здравоохранение, в них меняется отношение населения к своему здоровью, ведь жизнь заставляет бороться за лучшие рабочие места на рынке труда. В Москве ожидаемая продолжительность жизни достигла 71 года (в среднем по стране - 65 лет), а нефтегазовые округа Тюменской области приближаются к 69 годам, хотя это зона Севера с неблагоприятным климатом. Там же, где качество населения ниже и на рынке труда все еще мало привлекательных рабочих мест с высокой оплатой труда, отношение к собственному здоровью остается прежним, и региональные различия определяются распространенностью асоциального образа жизни (степенью алкоголизации) и климатом.

Рисунок 4. Граница значений ожидаемой продолжительности жизни в 5% регионов с худшими и с лучшими показателями (невзвешенными и взвешенными на численность населения)
В-четвертых, картина различий ИРЧП не вполне совпадает со сложившимся стереотипом о том, что есть Москва и вся остальная Россия. Около 15% населения страны живет в субъектах РФ со значениями индекса, соответствующими уровню развитых стран (значение 0,800 и выше по мировой классификации), и это не только Москва, но также Тюменская область (с автономными округами) и вошедшие в данную группу в 2003-2004 годах Санкт-Петербург и Татарстан. На прочие регионы с ИРЧП выше среднего по России приходится еще 11% населения. Лидеры практически не меняются, в основном это крупнейшие агломерации и экспортно-ресурсные регионы. Но все же суммарно более четверти населения страны проживает в субъектах РФ, которые имеют возможности для устойчивого развития человеческого потенциала благодаря своим естественным преимуществам.
В-пятых, если учитывать не только экономические, но и социальные компоненты развития, то проблема регионов-аутсайдеров выглядит более локализованной: доля населения, живущего в регионах с ИРЧП ниже 0,730 (выделено по началу перегиба кривой в правой части графика на рис. 1), невелика - 6%, в том числе в самых слаборазвитых с ИРЧП ниже 0,700 - только 0,5%. Хотя отставание регионов-аутсайдеров значительно, но относительно небольшая численность их населения позволяет найти ресурсы для улучшения ситуации, этому способствует экономический рост и межбюджетное перераспределение. Вопрос в том, насколько эффективно эти ресурсы используются.
Главная проблема в другом - в России доминирует медианная (»срединная») группа с показателями ИРЧП несколько ниже среднероссийских, к ней относится более 2/3 регионов и населения страны. При поляризации пространственного развития, которая становится все более очевидной, перспективы этой самой массовой группы регионов остаются неясными, велик риск все большего отставания от лидеров. Перераспределением бюджетных денег проблема не решается - на поддержку 2/3 населения страны никогда не хватит средств. Нужны институциональные механизмы, стимулирующие развитие «срединных» регионов, с упором на те компоненты человеческого потенциала, которые в них уже развиты лучше.
На различия в социальном развитии российских регионов указывает также динамика индикаторов Целей развития тысячелетия (ЦРТ), принятых на Саммите Тысячелетия главами государств-членов ООН. С достижением ЦРТ связывается обеспечение базовых нужд человека. Они включают сокращение крайней бедности, снижение младенческой, детской и материнской смертности, заболеваемости социально обусловленными болезнями, достижение гендерного равенства, развитие коммуникаций (средств связи и Интернета), доступ к качественной воде и жилищу, улучшение экологической ситуации и др. Некоторые цели для России неактуальны, например, в сфере образования.
Только треть из многочисленных индикаторов ЦРТ (их около 50) могут быть адаптированы к российской региональной статистике. Но даже этот, более узкий, круг индикаторов отражает динамику социального развития регионов. Кроме того, система индикаторов ЦТР позволяет оценить качество экономического роста, его воздействие на улучшение социальных, экологических и инфраструктурных компонентов развития.
Сразу следует оговориться, что адаптация многих индикаторов ЦРТ к российской статистике затруднена. Например, динамика крайней бедности неизвестна из-за отсутствия необходимой информации: международные индикаторы крайней бедности, используемые в ЦРТ (доля населения с доходами менее 1 доллара в день или 2,15 доллара в день для северных стран), для регионов России не рассчитываются, а существующий индикатор - численность и доля населения с доходами ниже половины прожиточного минимума - не публикуется в региональном разрезе с 2000 года. В целом по стране глубина бедности и численность крайне бедных значительно уменьшились, но как различались эти тенденции по регионам - мы не знаем.
Тем не менее, имеются и такие индикаторы ЦРТ, которые позволяют судить о региональных различиях в уровне и динамике многих социальных процессов в российских регионах. Некоторые из них рассматриваются ниже.
Чем выше уровень доходов в регионе, тем выше неравенство по доходу
Позитивное влияние экономического роста на снижение уровня бедности (доли населения с доходами ниже прожиточного минимума) очевидно. За 1999-2005 годы он снизился почти вдвое, существенно улучшилось распределение регионов по уровню бедности: в 2005 году в 40% регионов к бедным относилось менее 1/5 населения, а в 1999 году таких регионов было всего 4% (рис. 5). Заметное снижение уровня бедности в 2005 году произошло не только благодаря экономическому росту, повлияли и масштабные выплаты из федерального бюджета с целью снятия социальной напряженности в ходе монетизации льгот. Еще один важный момент - несовпадение скорости восстановления доходов населения и сокращения уровня бедности после финансового кризиса 1998 года. Распределение регионов по уровню бедности только в 2005 году стало лучшим по сравнению с додефолтным 1997 годом, а душевые доходы населения, по данным правительства РФ, достигли уровня 1997 года к концу 2002 года (это подтверждают и наши расчеты распределения регионов). Следовательно, плоды экономического роста получали в основном более обеспеченные группы населения, а бедным доставались крошки от этого пирога.

Рисунок 5. Распределение регионов по уровню бедности (1997 год - без автономных округов)
Чтобы оценить объем ресурсов, необходимых для борьбы с бедностью, используется еще один индикатор ЦРТ - дефицит дохода бедного населения. Он показывает, как соотносится доля недостающих (до прожиточного минимума) доходов бедных с доходам всего населения. Проще говоря - какая часть доходов населения страны или региона требуется для того, чтобы подтянуть всех бедных до уровня прожиточного минимума. Этот показатель тесно связан с экономическим ростом и сократился за 1999-2005 годы с 6,6 до 2,1% от суммарного дохода населения России. Для Москвы он минимален - чтобы вывести ее жителей из бедности, необходимо только 0,6% всех доходов москвичей. В 2/3 регионов России дефицит составляет менее 5% от всех доходов их населения, и только в пяти наименее развитых превышает 10% доходов. Это реальный и очень важный результат экономического роста, позволяющий усилить адресный характер социальной помощи.
Сокращению бедности препятствует усиление неравенства по доходу, это также следствие экономического роста, вернее, - того типа роста, который сложился в России. На рис. 6 показано квинтильное соотношение доходов (20% населения с самыми высокими денежными доходами к 20% населения с самыми низкими) в Северо-Западном федеральномо округе. Быстрее всего росло неравенство в Санкт-Петербурге, который отличался и самыми высокими темпами роста доходов населения в 2000-е годы. И в подавляющем большинстве регионов страны экономический подъем, особенно в первые годы, усилил концентрацию доходов в более обеспеченных группах населения. Можно сформулировать еще одно общее правило для российских регионов: чем выше уровень доходов их населения, тем выше и неравенство по доходу, особенно в регионах нефтегазодобычи (на Северо-Западе это республика Коми и Ненецкий АО). Как следствие, высокое неравенство по доходу неизбежно замедляет выход из бедности, особенно крайней. Политика борьбы с бедностью оказывается «заложницей» низкого качества экономического роста.

Рисунок 6. Квинтильные соотношения доходов населения (20% населения с самыми высокими доходами к 20% населения с самыми низкими доходами) в регионах Северо-Запада
Младенческая смертность: только вложением средств улучшений не достичь
Изменения других социальных индикаторов ЦРТ не столь явно обусловлены краткосрочным экономическим трендом, на них воздействует более сложный комплекс факторов. Так, снижение младенческой смертности началось после 1994 года, когда до подъема экономики было еще далеко. С середины 1990-х годов распределение регионов по уровню младенческой смертности устойчиво сдвигается в сторону более низких значений (рис. 7). Этот индикатор ЦРТ показывает важную особенность социальных трансформаций в России - устойчивое улучшение достигается в том случае, если начавшиеся изменения поведения населения дополняются усилиями государства. Сокращение рождаемости в 1990-е годы сопровождалось более осознанным планированием семьи, снижение нагрузки на роддома позволило уделять больше внимания роженицам, а в последние годы и государство стало вкладывать больше средств в диагностику и родовспоможение. В результате совпадение интересов граждан и государства дало мультипликативный эффект, но при этом экономический рост оказался не исходным «толчком», а поддерживающим фактором.

Рисунок 7. Распределение регионов по уровню младенческой смертности
«Двойной эффект» модернизации прокреативного поведения населения и роста расходов государства на охрану здоровья детей и матерей позволил снизить региональные различия в младенческой смертности. На фоне растущей поляризации региональных показателей ожидаемой продолжительности жизни, которая обусловлена системной проблемой разных жизненных ценностей и мотиваций, прогресс в отношении детей налицо. Как показывают перцентили (значения 5% регионов с лучшими и худшими показателями), в последние годы младенческая смертность быстрее всего снижалась в наиболее проблемных регионах (рис.
. Однако дальнейшее выравнивание вряд ли возможно, поскольку имеющиеся ресурсы снижения младенческой смертности близки к исчерпанию. Приведем только один пример - чтобы снизить младенческую и материнскую смертность в группе риска, в Якутии был создан специализированный роддом для матерей, страдающих алкоголизмом. Показатели смертности улучшились, но таких матерей не стало меньше, а детская инвалидность выросла. Дальнейшее снижение младенческой и материнской смертности связано не только с лучшей диагностикой и лекарственной терапией, но и с изменением базовых ценностей и образа жизни семей.

Рисунок 8. Граница значений младенческой смертности в 5% регионов с худшими и с лучшими показателями (невзвешенными и взвешенными на численность населения)
Распространенность социальных болезней мало зависит от экономического роста
Динамика социальных болезней демонстрирует слабую зависимость от экономического роста. Заболеваемость туберкулезом (по впервые выявленным случаям) начала снижаться только в тех федеральных округах, где эта проблема менее остра (рис. 9). В Сибири и на Дальнем Востоке, где уровень заболеваемости максимален, показатели продолжают расти. Возможности здравоохранения влиять на улучшение показателей весьма ограничены, если деградирует вся социальная среда - на востоке страны выше уровень бедности, маргинализации и концентрации пенитенциарных заведений, и все это дополняется неблагоприятными климатическими условиями. В России пока «лечатся» только не самые запущенные случаи, а в тех регионах, где показатели экстремально плохие, ничего не получается - не хватает ресурсов, чтобы преодолеть влияние множества негативных факторов развития. Этот вывод подтверждают показатели смертности от туберкулеза, которые растут почти повсеместно, в том числе из-за преобладания маргиналов среди больных с запущенными формами туберкулеза.

Рисунок 9. Заболеваемость туберкулезом и смертность от туберкулеза по федеральным округам, на 100 тысяч населения
Региональная картина инфицированности ВИЧ/СПИД показывает обратную зависимость от уровня экономического развития: вирус иммунодефицита наиболее распространен в богатых регионах, особенно на ресурсодобывающих территориях без развитой социальной среды. Он тесно связан с распространением наркотиков. Налицо проблема «потерянного» поколения - молодежи из небедных семей, но без развитых интересов и потребностей, поэтому высокие доходы далеко не всегда направляются на развитие человеческого потенциала. Надежд на улучшение ситуации пока мало, темпы роста численности инфицированных ВИЧ/СПИД остаются высокими. Только в трех субъектах РФ - федеральной столице, Ханты-Мансийском АО и Калининградской области - они заметно снизились (рис. 10). Это следствие не только активной политики борьбы со СПИДом, проводимой региональными властями, но и естественных причин - более раннего начала эпидемии.

Рисунок 10. Регионы с наиболее высокой численностью инфицированных ВИЧ/СПИД за период с 1989 года, на 100 тыс. населения (данные Федерального центра по профилактике и борьбе со СПИДом)
Пока выравнивание гендерного неравенства в России возможно только в бедности
Для регионов России не характерны проблемы гендерного неравенства, на преодоление которых нацелены индикаторы ЦРТ: диспаритет в несельскохозяйственной занятости и доступности образования для женщин. Реальная гендерная проблема России - значительное отставание средней заработной платы женщин, она составляет 60% от заработной платы мужчин. Региональный же срез этой проблемы таков: чем выше денежные доходы в регионе, тем выше неравенство между заработной платой женщин и мужчин; и наоборот, в регионах с низкими доходами неравенство минимально, а порой заработки женщин даже выше (рис. 11). Получается, что гендерное выравнивание доходов у нас возможно лишь в бедности. Из общего тренда выбивается только Москва, где более развитый сектор рыночных услуг дает возможность женщинам с высокой квалификацией найти высокооплачиваемые рабочие места. За годы экономического роста гендерное соотношение заработков практически не менялось: сырьевая структура экономики России и экспортно-ресурсный тип роста не способствуют гендерному выравниванию.

Рисунок 11. Отношение заработной платы женщин к заработной плате мужчин и отношение среднедушевых доходов населения к прожиточному минимуму в отдельных регионах РФ
Еще одна проблема, которую отражает индикатор ЦРТ - очень низкое представительство женщин во власти. Видна даже обратная зависимость: как правило, чем богаче и крупнее регион, тем меньше в нем доля женщин в региональных парламентах (за исключением некоторых субъектов РФ с управляемыми выборами, где конструируется советский тип обязательного представительства женщин). Только в каждом десятом регионе доля женщин среди депутатов региональных парламентов превышает 20%, а в четверти регионов их менее 5% или вовсе нет. На выборах, проходивших в 2000-е годы, картина почти не менялась. В целом экономический рост практически не влияет на гендерное неравенство в политике и в доступе к доходам.
* * *
Оценки социального развития регионов России с помощью адаптированных международных индикаторов еще раз подтвердили, что экономический рост сам по себе не может разрубить «гордиев узел» накопившихся социальных проблем. Более того, в России усиливаетcя дифференциация - и региональная, и социальная.
Необходимо признать, что региональное неравенство в России - это надолго, оно обусловлено объективными факторами и особенно устойчиво на догоняющей стадии экономического развития. Политика перераспределения бюджетных ресурсов смягчает неравенство, но она в основном «латает дыры» и не нацелена на стимулирование социальной модернизации.
Для страны с огромным региональным неравенством не существует унифицированных рецептов социальной политики, нужны разные меры поддержки, ведь социальные проблемы Дагестана отличаются от проблем нефтедобывающих округов или Москвы. Национальные проекты также не могут делаться «под копирку»: всем регионам машины скорой помощи, компьютерные томографы, а остальное - на повышение заработной платы терапевтов. Это неэффективный подход. Наряду с федеральной поддержкой, регионам нужны более широкие полномочия и ресурсы, чтобы повысить их ответственность за собственное социальное развитие.
И последнее. Если не стимулировать социальную модернизацию «снизу», рост экономики по-прежнему будет сопровождаться стагнацией (или даже деградацией) важных компонентов социального развития, как это проявилось в негативной динамике ожидаемой продолжительности жизни и эпидемии ВИЧ/СПИД. Без опоры на модернизационный потенциал самого общества социальная политика государства буксует.
Ссылки по теме номера
- Кваша Е. Младенческая смертность в России
- Андреев Е., Кваша Е., Харькова Т. Возможно ли снижение смертности в России?
- Андреев Е., Вишневский А. 40 лет снижения продолжительности жизни россиян Часть 1 Часть 2
- Андреев Е., Кваша Е., Харькова Т. Россияне умирают слишком рано
- Овчарова Л. Профиль российской бедности
- Жеребин В. Как экономический рост повлияет на благосостояние россиян
- Покровский В., Ладная Н., Соколова В. Перспективы борьбы с ВИЧ/СПИД в России
- Андреев Е., Кваша Е., Харькова Т. Цели развития тысячелетия:
здоровье и смертность в России
- Зубаревич Н. Региональные аспекты гендерного равенства
- Зубаревич Н. Российские города как центры роста
- Клупт М. Демографическое развитие в поляризованном обществе
- Тапилина В. Социально-экономический статус и здоровье населения
- Богомолова Т., Тапилина В. Бедность в современной России:
масштабы и территориальная дифференциация
- Тихонова Н., Давыдова Н., Попова И. Индекс уровня жизни и модель стратификации российского общества
- Прохоров Б., Горшкова И., Тарасова Е. Условия жизни населения и общественное здоровье
- Андреев Е., Кваша Е. Младенческая смертность в разных образовательных группах в конце 1980-х - начале 1990-х
- Андреев Е., Кваша Е., Харькова Т. Истоки социального неравенства перед лицом смерти в России
- Баскакова М. Гендерные аспекты экономической отдачи платного высшего образования
- Фойгт Н. Годовщина оранжевой революции в демографическом ракурсе